20

4 марта радио сообщило о тяжелом заболевании Сталина. Было странно слышать, что он еще жив, а главные государственные посты уже поделены его соратниками. На следующий день, 5-го марта он умер от кровоизлияния в мозг. Народ был взбудоражен. На площадях стояли толпы народа, слушали радио. Многие плакали. Но многие более дальновидные вздохнули с облегчением. В ту зиму, незадолго до смерти Сталина, среди народа опять стала нарастать тревога. Начали усиленно поговаривать о вредительстве и шпионаже, участились аресты, отшумело так называемое "Ленинградское дело" - арест верхушки ленинградской партийной организации во главе с Кузнецовым, была "разоблачена" и арестована группа видных московских врачей и профессоров, будто бы стремившихся лишить жизни Сталина и других руководителей государства, пышным цветом расцвел антисемитизм и гонение на евреев-космополитов. Видимо, великий кремлевский затворник и безумец готовил новую Варфоломеевскую ночь - повторение 1937-38 годов. 9 марта набальзамированное тело усопшего вождя положили в мавзолей рядом с телом Ленина. Власть перешла в руки ближайших соратников: Председателем Совета Министров стал Маленков, его первыми заместителями - Молотов, Берия, Каганович и Булганин, Председателем Президиума Верховного Совета избрали Клима Ворошилова, а первым секретарем ЦК партии Никиту Хрущева. Но согласия между руководителями не было. Развернулась борьба за власть. Уже в июне Берия готовил военный переворот силами войск МВД, стремясь стать единым диктатором. Заговор был раскрыт, и Берия с товарищами был осужден и расстрелян.

21

В начале мая была получена директива о расформировании нашего Восточно-Сибирского Военного Округа. Эту важную для меня новость я принял без всякого огорчения, даже, пожалуй, был рад. Ветеринарная служба в армии стала ненужной и неинтересной. Иркутский климат мне не нравился, пенсия за выслугу лет была обеспечена, и с военной службой надо было кончать. Поэтому после разговора с начальством 12 мая я подал рапорт об увольнении меня в запас. Предстояла нудная и кропотливая работа по приведению делопроизводства в порядок, сжиганию ненужных бумаг и сдачи дел в архив. Работа эта мне очень надоела, я возился с ней более месяца и закончил в середине июня. Ольга получила путевку в трусковецкий санаторий и уехала вместе с Таней. На время своего лечения она решила оставить Таню в Ярцево у своей тетки Марфы. После ликвидации Ветотдела я надеялся получить отпуск и поехать в Москву и родные края, поискать работу и пристань, где можно было бы доживать остаток своей жизни. Однако начальник тыла в отпуск меня не отпустил. Из Москвы пришла телеграмма с приказом выслать заключение военно-врачебной комиссии о состоянии моего здоровья. Пришлось лечь на десять дней в окружной госпиталь, где я был признан негодным для строевой службы и ограниченно годным для службы в мирное время. 11 июля из Томска приехал Женя. Он окончил институт, успешно защитил диплом и был назначен на работу в Свердловск. Я очень ждал возвращения Ольги с Таней, а они все не приезжали и вернулись только 29 июля. Через день я заходил в штаб, ожидая приказа о моем увольнении, его все не было. Дмитриевский уехал на курорт в Феодосию, и из его письма из Москвы я узнал, что приказом Министерства Обороны от 18.7. сего года за No03913 я уволен в запас. То, чего сначала боялся, а потом желал, совершилось - я вольный гражданин. Но получение документов задерживается. Выписка из приказа о моем увольнении выслана в Читу в штаб Забайкальского Военного Округа, которому теперь подчиняется Иркутск. Она пришла только в середине августа. Надо было решать, где мы будем жить, куда выписывать проездные документы. В Иркутске оставаться мы не хотели, ничего хорошего мы здесь не видели и часто болели. Уже после возвращения из Ярцева Таня устроила нам очередную тревогу: врачи определили дизентерию. Приехала, как Таня называла, "скорая сволочь" и увезла ее в сопровождении матери в больницу. Хорошо, что там не оказалось места, они приехали обратно, и все обошлось благополучно. Решили ехать на родину в Витебск; но в начале августа я получил от брата Пети письмо из Мценска, где он после расформирования лесозащитной станции в Ливнах работал директором леспромхоза. Он приглашал нас к себе. Мне сразу понравилась мысль поехать во Мценск: центр России, недалеко от Москвы и до юга недалеко, красивая природа средней полосы, Тургеневские места. Ольга со мной не без колебания согласилась. 10 августа проводили Женю в Свердловск, откуда через несколько дней получили телеграмму о том, что он будет работать в Левихе, километрах в ста к северу от Свердловска. Штаб округа уже свернулся, и проездные документы до Мценска мне выписали в иркутском облвоенкомате. Там же я получил свою последнюю зарплату за двенадцать дней августа.