Я был обижен, возмущен и озлоблен этим выступлением. Зачем и кому нужно было меня, маленького человека, шельмовать перед всем институтом?! Только потом я понял причину этого. В институте было две партии, которые вели между собой непримиримую борьбу за влияние и руководство: партия белорусов, которую возглавлял ректор Алонов, и партия русских, главным образом, профессоров из Саратова, лидером которой был Ламской. Нужно было ударить Алонова, а ударили по мне, может быть, по наущению того же Ламского, работать у которого я отказался.

Вскоре после этого случая в Витебск из Смоленска приехал начальник ветеринарного отдела Западного Военного Округа Петуховский. Он посетил институт с целью вербовки молодых ветврачей для службы в армии. Говорил он и со мной. Оскорбленный незаслуженной обидой я согласился завербоваться и подал заявление, при чем Петуховский обещал , что я буду назначен в Витебск и, что если мне не понравится, через два года я смогу демобилизоваться.

5

Жил я тогда в небольшой уютной комнате с окном в сад у Гоголинских. Это была очень милая, славная семья. Захар Адамович по-прежнему служил в коммунальном отделе, любил пошутить, рассказать анекдот, пропустить рюмочку перед обедом. Он напоминал мне Стиву Облонского из "Анны Карениной" Толстого. Помню, как ходит он со скучающим видом по комнате и шутливо говорит: "Ах, Юзик, Юзик, что мне делать? Не любят меня девки". Его жена Варвара Мефодиевна, женщина безропотная, добрая, тоже относилась ко мне хорошо. Будто сейчас вижу ее, усталую, с дремотным видом сидящую в уголке. И дети у них были хорошие, воспитанные: Катя, Валя и Саша.

Старшей дочери Кате было около двадцати лет. Это была хрупкая, несколько болезненная, очень скромная и воспитанная девушка. Жили мы с ней дружно, и я пробовал за ней ухаживать. Однажды я поцеловал ее. Она сказала об этом матери, мать отцу, и тот прочел мне нотацию, сказав, чтобы я не крутил девушке голову, а если у меня серьезные намерения, то, как порядочный человек, обратился бы к родителям и попросил бы руки дочери.

Трагично сложилась судьба этой дружной, хорошей семьи. В 1937 году арестовали Захара Адамовича. После десятилетнего заключения вернулся он больным и немощным в родной Витебск и вскоре умер. Были арестованы и погибли в застенках ГПУ красивая Валя и ее брат Саша. В начале пятидесятых годов умерла Варвара Мефодиевна. Много горя хлебнула Катя. Несчастливо сложилась ее семейная жизнь. Муж, которого она очень любила, оставил ее, сошедшись с другой женщиной. И теперь живет она в Витебске с племянницей, дочерью Вали Наташей, которая больна шизофренией. Они вдвоем работают надомницами в какой-то артели, вяжут авоськи, зарабатывая себе на жизнь.

6

В 1926 году Катя училась на 1-ом курсе Витебского института народного образования, сокращенно ВИНО. Однажды ноябрьским вечером Катя вернулась домой с девушкой Олей Шевченко, с которой вместе училась, чтобы вместе готовиться к занятиям. Оля была красивой скромной, стеснительной и очень молодой девушкой, ей еще не было семнадцати лет. Родители ее - крестьяне, жили недалеко от местечка Яновичи в деревне Милешки всего верстах в десяти от нашего хутора.

Оля мне сразу очень понравилась, и я подумал: вот та девушка, которую я хотел бы иметь своей женой. В тот тихий зимний вечер я проводил ее, она жила где-то в районе Могилевского базара. Мы шли по заснеженным улицам Гуторовщины, через Чертов мостик, по Смоленской, и я боялся расплескать это внезапно возникшее чувство нежности к этой девушке, такой милой, робкой и застенчивой.

Потом она еще несколько раз приходила к Кате заниматься, я провожал ее и влюбился, как говорят, по уши. Однажды поздним вечером, когда мы шли через Чертов мостик и по безлюдной улице Урицкого, я сказал, что люблю ее очень и хочу, чтобы она стала моей женой. Она молчала, и, когда я стал настаивать на ответе, сказала, что она еще очень молода, и ей рано выходить замуж. Я стал спрашивать, как она ко мне относится, любит ли она меня хоть немного. Она сказала просто и откровенно: "Нет, я не люблю вас".