как будто не было долгих суровых зим с их сугробами и метелями и ненастных осенних дней, а всегда было теплое лето, ласковое солнце, и цветы на лугу были какие-то особенно яркие и красивые. И вспоминается мне один летний, теплый солнечный день. Я иду по проселочной дороге на запад в сторону деревни Хотинки. Кругом ни души. Справа тянется песчаная коса, покрытая сосновым лесом. Слева внизу течет речка, скрытая кустарником. Обочины дороги покрыты красными цветами смолевками. И на душе так хорошо, что хочется упасть на землю, обнять и целовать ее в каком-то неизъяснимом восторге! Мое счастливое детство и общение с природой оставило в душе неизгладимый след. И недаром даже теперь на старости лет мне снятся сны про имение Коссы, будто я купаюсь в нашем пруду или с обрывистого берега спускаюсь между кустами к речке по крутой тропинке.

3

В 1909 году я начал ходить в школу. Почему-то получилось так, что мы трое старших братьев начали учиться одновременно и учились в одном классе. Шипулинское народное училище, в котором мы учились, не имело своего постоянного помещения, и его арендовали у местного населения. Поэтому каждый год мы учились в новом месте. Первый год мы учились в деревне Косово, где школа размещалась в обычной избе у крестьянина Бутьянова. От имения до школы было больше трех верст, и мы часто оставались ночевать в школе и спали на полатях. Иногда нас подвозили в школу на санях, но большей частью мы ходили пешком. Старшие братья уходили вперед, а я в своем длинном, сшитом на вырост пальто с трудом тащился сзади по заснеженной дороге, выбиваясь из сил.

В следующем году наша школа размещалась в деревне Козьи Горы, в доме небогатого помещика Дземшкевича. Дом был хороший с крашеными полами, а вокруг дома был разбит цветник. Козьи Горы находились рядом с имением Коссы, в одной версте от него и располагались на довольно высокой крутой горке, с которой мы, возвращаясь со школы, съезжали на задницах, как на салазках.

В третий год школа перебралась в деревню Слободу, до которой было около трех верст; но мы подросли и возвращались домой ежедневно. Сперва у нас была одна учительница Инна Семеновна, дочь священника, потом приехала ее младшая сестра Анна Семеновна. Обе молодые красивые незамужние, они честно выполняли свой благородный труд на ниве народного образования, и у меня о них сохранилось самое светлое воспоминание.

Почему-то в памяти возникает солнечный весенний день, когда обе сестры провожали нас со Слободы. Я собрал и подарил Анне Семеновне букет полевых цветов, а она надела мне на голову свою соломенную шляпу, и я был счастлив и чувствовал к ней какую-то детскую нежную влюбленность.

И все же эти хорошие девушки были одиноки и несчастливы. Помню, как в следующем году, когда я учился в деревне Филипково, Анна Семеновна на почве несчастной любви пыталась отравиться, выпив уксусную эссенцию, и ее с трудом удалось спасти.

Я рано пристрастился к чтению. В школе была небольшая библиотека, где имелись изданные для народа, дешевые маленькие книжки русских классиков, и я с большим интересом читал повести и рассказы Гоголя, Тургенева, Льва Толстого.

Наступила весна 1912 года. Кончился трехлетний срок обучения в школе, и были назначены выпускные экзамены, которые почему-то проводились в деревне Косово. На экзаменах кроме Анны Семеновны присутствовали какой-то чиновник из Витебска и священник с большим крестом на груди. Первым экзаменом был диктант; почерк у меня был плохой, написал я грязно, посадил много клякс, и мне сказали, что я должен еще один год поучиться в школе. Меня это очень обидело, так как учился я хорошо, и на дальнейших экзаменах, когда опрашивали других, и они не давали правильных ответов, я поднимал руку и отвечал. Экзаменаторы меня похвалили, но сказали, что я еще маленький (мне было девять лет), и я остался в третьем классе еще на один год, а братья окончили школу.

пред. страница | след. страница