Татьяна Буевич - Попова

ТЕБЕ И О ТЕБЕ
Стихотворения

Моему отцу Иосифу Феликсовичу Буевичу
посвящается.

24 июля.

Сто лет назад где жали хлеб серпами
На поле в жар и зной родился мой отец,
И принял дед его дрожащими руками
И пуповины завязал чуть голубой конец.

Заплакало дитя, вдыхая запах поля,
Бессмысленно уставясь в небеса,
И улыбнувшись своей женской доле
Мать прилегла под тенью колеса.

А через полчаса поехали обратно,
Вел лошадь дед мой под уздцы,
Так ехали неспешно, аккуратно,
И ртом ловил родившийся сосцы,

И в жизни новой благостном начале
Повременила будущая жизнь.
В момент любви и счастья и печали
В едином чувстве их сердца сошлись.

***

Звучала музыка. В толпе кружились пары,
И молодой красивый офицер,
Что командиром стал недаром,
Шептал ей что-то из любовных сфер.

Она, потупившись, склоня головку,
Внимала молча, подчинясь ему
В круженьи танца, и неловко
Смотреть отцу на это было моему.

" Ах, Ольга, ты меня не любишь!-
Тоской и болью билось в нем, -
И обо мне ты ложно судишь.",
И стыд терзал его огнем.

Была такая безнадежность,
Как будто жажда счастья вдруг
Перегорела, только нежность
Осталась к ней без слов и рук.

Но впереди такие дали
Не видел в своей жизни он,
Поверить смог бы он едва ли,
Что мужем будет наречен,

Что это божество земное
Пройдет с ним долгой жизни век,
И столько тягот встретят двое,
Сколь может встретить человек,

И лейтмотивом фраза эта
В симфонии его любви,
Звуча тоской в душе поэта
Все будет петься до зари,

Когда последний луч заката
Проводит уходящий век.
Растает жизнь. Но как когда-то
Другой полюбит человек.

***

Я в старых фильмах меж военных бравых
Ищу порою своего отца,
Хоть не был он ни бравым, ни удалым
С интеллигентной мягкостью лица.

Но кажется, что там, между военных
Он только что прошел, мелькнула его тень
Среди солдат России верных
У русских ветхих деревень.

Мой милый папа, ты тогда был молод.
Не думая о многом и гоня от себя мысль
Ты шел со всеми сквозь огонь и холод,
Не зная, завтра будет смерть иль жизнь.

***

Посмотри на наш сад. Ты был бы доволен.
Он, как друг, столько лет вел по жизни тебя,
И я в нем росла средь цветов и раздолья,
Не зная тогда, что счастливой была.

День июньский так тих, и опять, как когда-то
Кораблями по небу плывут облака.
Я загладить хочу, в чем была виновата,
И усердно над садом хлопочет рука.

***

Хочу уснуть я сном осенних яблок
и ускользнуть от сутолоки кладбищ.
Ф. Г. Лорка

Усыпан яблоками старый сад.
И на деревьях, и под ними
Они с надеждой на меня глядят,
А сад шумит над ними.

И яблоко любое - плод любви.
Смотрите, как любви в природе много!
Краснеет яблоко от утренней зари,
Ты, в руки взяв его, потрогай.

Нет, не оставлю, старые деревья, вас,
Вас буду защищать, пока есть силы.
Кто знает, может, в мой последний час
Я думать буду о тебе, сад милый.

И нежность флоксов летнею порой,
И роскошь моей бледной розы,
И тишину и грусть зимой,
И оттепели в марте слезы,

Я благодарно вспомню вас,
Как жизни светлые моменты.
Спасибо. В мой последний час
О вас прокрутит память ленту.

***

Гроб на стульях стоял, я сидела у гроба.
Опустилась на мир непроглядная ночь,
И казалось, что так одиноки мы оба
И не можем друг другу помочь.

В окно мне заглядывал клен пожелтевший
И бесшумно ронял в твою память листву,
И кружилась она, теплым светом горевшая,
Зная, что навсегда ты уснул.

***

Оборки оранжевого абажура,
Две шляпы соломенных на стене,
Когда по утрам в милый сад прихожу я,
Мне улыбаются в верхнем окне.

Дом яблонями окружен, как убором
Обильем и прелестью юных плодов,
И листья щекочут его, нежным хором
Песни взлетают цветов.

Сегодня, когда я сюда собиралась,
Мне показалось, что ты меня ждешь,
Вдаль за калитку глядишь напрягаясь
Или навстречу идешь.

В жизни любви я, наверно, не знала,
Лишь разрушительной страсти пожар;
Но нелюбимой себя не считала,
Как должное приняв любви твоей дар.

***

Со временем меняются портреты.
Чем более проходит зим и лет,
Все явственней стираются приметы
Истории, и современнее портрет.

Ты стал моложе на портрете,
Глядишь все пристальнее вдаль
И ждешь чего-то, так ждут дети,
Пока им прошлого не жаль.

Судьба еще за поворотом.
Подавшись трепетно вперед
Ты ждешь, как будто вот-вот кто-то
Тебя куда-то позовет.

***

Ты мне смотришь в глаза из загробного мира.
Я сейчас понимаю, как был ты раним.
Почему же с душою, звучавшей, как лира,
В нашей жизни ты не был любим?

Как сердце восторгом твое наполнялось
От цветенья последней весны!
Ты был одинок, и все чаще казалось,
Жизнь проходит и тает, как сны.

***

Карьер кирпичного завода.
Прогулки лыжные вдвоем.
Ночные звезды с небосвода
Смотрели вниз, как мы идем,
И слушали скрипенье снега,
И слушали, как ты молчишь,
И раскрасневшись я от бега
Побаивалась эту тишь
Окраины совсем безлюдной,
Пустынной ночи. Ты молчал,
О жизни думал многотрудной,
О том, что беден твой причал.
Как дереву, склонившись долу,
Тебе ветвей не распрямить,
А мне и глупой, и веселой
Так долго предстояло жить.

Тиф. 1918 год.

Зимнее солнце бросало в палату
Желтые отблески света заката.
В думах тяжелых молчали больные,
Были и старые, и молодые.
Жалким подростком я плакал скрываясь,
Прячась от всех, с головой накрываясь.
Как мне хотелось домой к милой маме!
Желтое солнце скользило по раме
И оставляло лишь серые тени.
Как я хотел тогда встать на колени,
Долго молиться, чтоб встретиться снова
С дружной семьей возле дома родного,
Запах почувствовать теплого хлеба--
Как же давно я на родине не был!
Бредит старик у печи на кровати.
Дома уж спит младший брат на полати,
Моется лапкой веселая кошка,
Светится тускло родное окошко.
Я же не умер! Я встану и снова
Я доберусь до родимого крова.
Так далеко вы. Мне так одиноко
Здесь на чужбине зимою глубокой.

Похороны.

Морозным был солнечный день января,
Засыпана снегом дорога.
Вот гроб уж поставлен в глубоких санях,
И кто-то сказал тихо: "Трогай".

В костеле обыденно ксендз отслужил
Заупокойную мессу.
Умер ты трудно, как трудно ты жил
На хуторе дальнем за лесом.

Не знал ни покоя, ни отдыха ты,
Как мог наживая копейку.
И вот заострились родные черты.
Поставили гроб на скамейку.

Тебя, милый папка, совсем не узнать.
А зимнее солнце сияет,
И бороды твоей рыжую прядь
Ветер слегка раздувает.

Сирою кучкою дети стоят
У не зарытой могилы.
Бледны, испуганны лица ребят,
У матери плакать нет силы.

Как же мы будем теперь без тебя?!
Жизнь как-то вдруг надломилась.
Мерзлые комья в могилу летят,
Вот крышка гроба и скрылась.

Век мой прошел; но всегда в этот день
Зимний, холодный, суровый
Горя минувшего тяжкая тень
Утром является снова.

Перед глазами полозьев следы,
Снегом покрыта дорога,
В инее ветви деревьев седы,
И говорит кто-то: "Трогай".

***

Как жаль, не прочитать тебе стихи!
И страстно так хочу я верить,
Что вылетев из-под руки
В такую даль, что не измерить,
Они, как мысль, к тебе летят,
И ты их слышишь, понимаешь
И, глядя в прошлое, назад,
За многое меня прощаешь.

***

Прости меня, внук мой, что долго так жил,
Прости, что так мало я нажил,
Прости и за то, что тебя я любил
Сильнее детей своих даже.

***

Живу в тебе, и ты во мне
Усталым сердцем вновь стучишь.
Я слышу, будто в полусне
Тебя. Не нарушая тишь
Со мной ты снова говоришь.

***

Родителям.

Для меня вы словно дети,
Как жалею, как люблю я вас!
Если б вас могла я снова встретить,
Жизнь начать опять, как в первый раз!

Ненаглядный белобрысый мой мальчишка,
Девочка с трагической судьбой,
Жизнь длинна и коротка, как вспышка,
Стариками вы расстанетесь со мной.

И останусь я совсем незащищенной
В уходящем свете жизни и зари,
Будут лишь стучать еще вагоны
Дней моих суровых вне любви.

***

Я смотрю на тебя и могу только жарко шептать
И ронять свои слезы, марая стихами бумагу,
Повторяя признанье опять и опять:
Я люблю тебя! Буду любить, пока в землю не лягу.

***

Где ты? Где ты, моя Катя,
Друг хороший, дорогой,
Твое ситцевое платье,
Твой платочек голубой?

На вокзале ты махала
Мне заплаканным платком.
Поезд шел, а ты стояла...
Ну, а было что потом?

Ничего. Забыл тебя я.
Стал я увлечен другой;
Но, тоскуя, вспоминаю,
Как прощались мы с тобой.

***

Как часто обрывается любовь
Натянутой струной и песней не допетой.
Настанет время, и почувствуешь ты вновь:
Душа воспоминанием согрета,
И каешься за то, в чем виноват,
И благодарен за счастливые минуты,
И любишь так, как много лет назад;
Но жизнь нас развела, дороги перепутав.

Встреча.

Я выхожу на площадь у вокзала,
Подернутую утреннею дымкой,
И узнаю ее, ведь в черно-белом снимке
Я ранее так близко ее знала.

Ты мне идешь навстречу одиноко
И улыбаешься так сдержанно, спокойно,
И солнце поднимается высоко
И бьет в глаза; но мне совсем не больно.

Тебе привычно я протягиваю вещи
И в удивлении легком замечаю,
Что нету их со мной, и светом ясным блещет
Лицо твое родное без печали.

Читая твой дневник.

Какой уж раз бегу глазами
По жизненной твоей строке,
Держа души твоей пергамент
В своей слабеющей руке.

Еще там нет меня в знакомом мире;
Но где-то все же существую я,
И взгляду глаз моих, открывшись шире,
Передо мной лежит земля -

Та родина, что ты любил так беззаветно,
Край детства, полный света и цветов,
И ты в нем - робкий мальчик, неприметный,
В порыве искреннем себя отдать готов.

И годы пролетели, словно птицы,
В них радости немного, тем ценней она,
И за страницею страница
Тобой заполнены сполна.

*

У тебя тогда не было дочки;
Но скажи мне тогда, почему
Так щемят мое сердце строчки
И несут мне сквозь время и тьму
Состраданье твое к невинным
Бедным девочкам в годы войны?

Жизнь твоя оказалась длинной,
И успели встретиться мы.

*

Я не хочу кончать свою работу,
Ведь с ней в который раз прервется твоя жизнь,
А чувства наши так слились,
Что жизнь кончать мне нет охоты.

*

Я читаю. Все ближе, ближе
Мое появленье на свет.
Ни одна из прочитанных книжек
За мои пятьдесят шесть лет
Не была мне близка и понятна,
Как написанный твой дневник,
Перестала быть жизнь неоглядна,
Твоя жизнь, дорогой мой старик.

*

Ты оставил мне свой дневник,
Чтоб могла я с тобой общаться
И щекою к следам прижаться
Твоих слез. Сколько горечи в них!

30 июня 1941 года.

Стремительно прошедшая неделя
Мелькнула быстро, словно день.
Нестройно что-то люди пели
Про жизнь советских деревень.

Вот и окончена погрузка,
И дрогнул красный эшелон.
Я скрыть не мог, что было грустно,
И на ходу вскочил в вагон,

И стала быстро удаляться
Вся ты, любовь моя, в слезах,
И перестал платок твой мяться,
Взметнувшись в дорогих руках.

Вот мы с тобой все дальше, дальше,
Судьбою злой разлучены,
И не было меж нами фальши
В те дни начавшейся войны.

Смогу ли я к тебе вернуться?
Увижу ль вновь твои черты,
Иль разлетятся, разобьются
Надежды, жизнь моя, мечты?

В окружении.

Полковнику Советской армии,
ветврачу, И.Ф. Буевичу.

Когда ты вел обоз с живою силой
И с провиантом, сотней лошадей,
Несметной силой и гнало и било
Наивных наших многотерпящих людей.

И ты не знал: Москва сдана ли,
И кто остался жив родной.
Леса задумчиво качали
Под снегом головой седой.

Молчала ласковая лошадь,
Как знала, что нельзя ей ржать,
Безропотный твой друг хороший,
Любя тебя как сын и мать.

Ночами шли через дороги,
Обледенелые шоссе,
Стояли днем, и стыли ноги,
И про себя молились все.

Что помогло, какое чудо,
Не только тот обоз спасти,
Когда не раз от танков гуда
Сжималось сердце на пути,

Когда солдаты молча ждали,
Следя слепящие огни
Грузовиков, что немцы гнали
В те зимнесумрачные дни?

И, видно, люди уважали
И верили, что сможешь ты,
Шли за тобой и не роптали,
Проламываясь сквозь кусты.

Оружие твое - уменье
Компас и карту прочитать
И мужество, долготерпенье,
Чем с детства наградила мать,

Сочувствие твое к солдату,
Любовь к оставленной семье -
Вот все, чем обладал тогда ты
В этой безжалостной войне.

И чувства долга не оставив
К разбитой армии своей
Всех без потерь зимой доставил:
Солдат, оружье, лошадей.

И выпив водку, как награду,
Что приказал дать генерал,
Под звуки дальней канонады
Ты понял, как тогда устал.

Контрнаступление под Москвой.

Машину вместе дружно тянет,
Толкая сзади, матерят,
И даже в сторону не глянуть,
Не то, что побежать назад.

Вот вылезли, буксуя едут,
И дождик льет и бьет в лицо.
Тут дом стоя его соседей,
А дальше, там его крыльцо.

Жива ли мать? Кто это знает.
Он мимо едет в третий раз.
Жива, быть может, утирает
Платком морщины возле глаз.

***

Суровое лицо войны -
Разбитый танк и горы трупов.
Деревни больше не видны,
На месте их - печные трубы.
Не это так меня страшит,
Воспоминанье не пугает;
Но помню: снег чуть порошит,
И одинокий замерзает
Ребенок, сидя на бревне
В деревне вызженной, разбитой,
И никого с ним рядом нет.
Один он плачет. Все убиты.

Восемь дней.

Восемь дней моего незабвенного счастья
Под ласковый трепетный шелест берез,
Где небо смотрелось как в зеркало в плес
В последние летние дни без ненастья.

Восемь дней по утрам, просыпаясь с тобой,
Не открыв еще глаз, вспоминал свою радость,
Я тебя ощущал тесно рядом с собой
И запах волос твоих легкую сладость.

Я шел к тебе долгие годы войны,
Утопая в грязи, надрываясь в работе,
Друг от друга таким расстоянием мы
Отделялись тогда, - целый день в самолете,

Всей душой на тебе сконцентрирован был,
Мое тихое, нежное, хрупкое счастье.
Месяц август, прощаясь, от нас уходил.
Вот и ехать пора. Вот и осень. Ненастье.

***

В стране, истерзанной войной,
В коморке тесной и убогой
С железной печкою, с трубой
Вы спать ложились у порога,
И, лежа молча в темноте,
Чтоб не будить подростка сына,
В отрадной этой тесноте
К себе ее прижав, придвинув
Ты зачал там еще дитя,
Мне жизни положив начало.
Ты счастлив был тогда, хотя
Не думал обо мне ни мало.
Я знаю, как ты счастлив был,
И многого не замечая,
Ты страстно мать мою любил,
Всего себя ей отдавая.

***

Ты знаешь, что такое одиночество, мой друг?
Это - когда мы мыслим розно,
И то, что для меня - серьезно,
Ты отвергаешь резко, вдруг.

И нет сочувствия в делах,
В мечтах, надеждах, помышленьях;
Осталось лишь одно терпенье
С улыбкой горькой на устах.

***

Мы шли через поле. Нам плыли навстречу
По синему небу легко облака.
Жара уже спала. Еще был не вечер,
Но солнце клонилось к верхушкам леска.

Ты шел, чуть хромая на трость опираясь,
И с юным восторгом читал мне стихи
О жизни, любви, облакам улыбаясь,
И слушали дачи чутки и тихи.

Спасибо, что в жизни ты ясной звездою
Светил мне любовью и мудрым теплом,
Спасибо за то, что росла я с тобою,
И родина стала для нас общий дом,

За то, что меня научил наслаждаться
Дыханьем родной моей бедной земли,
Что в трудные дни я могу улыбаться,
Что в сердце моем все поют соловьи.

***

Как же можно забыть эти тысячи жизней,
Согревавших деревни трудом и теплом?
Здесь теперь никого. Хочешь, крикни иль свисни;
Но не хлопнет окно, не откликнется дом.

Только лишь иногда чье-то бедное детство
Приведением тихо в кустах прошумит,
Оно ищет потерянное наследство-
Материнской любви. И опять все молчит.

Виденье.

Мой милый, наивный и нежный
С фиалковым радостным взглядом,
Идем мы под небом безбрежным
По полю цветущему рядом.

Кто ты, мое дивное чудо?
Посланник ли с неба? Дитя ли?
Разлито солнце повсюду,
Места нет грусти, печали.

Может быть, это возможно?
Пусть это будет нескоро,
Я прошепчу осторожно,
Что ты мне все более дорог.

Вдруг мне привиделось это
Ласковое виденье:
В волнах золотистого света
Мы вместе с тобой на мгновенье.

***

Если бы Ты, мой Боже,
Отдал назад мне папу
Ребенком простым и хорошим,
Стала бы я ему мамой.

Я бы любовью нежной
Все раны его залечила,
По-матерински безбрежно
Я бы его любила.

И вырос бы он счастливым
И мужественным и красивым,
Не стало б того, что было,
И прошлое я бы забыла.

***

Уехала мама на южный курорт.
Я сдерживалась со всех сил, чтоб не плакать.
Последний вагон расстоянием стерт.
Конфета в руке, словно грязная мякоть.

И вот мы пошли мимо летних цветов,
Глядящих на нас из чугунной ограды,
И каждый в глаза заглянуть был готов;
Но мне это было не надо.

И только лишь в комнату нашу вошли,
Я волю дала неудержным рыданьям.
Со дня того годы и годы прошли;
Но помню я детское это страданье.

Отец мой, тогда ты не молод уж был,
И в жизни своей повидал ты немало;
Но как ты меня в ту минуту любил!
И как тебе жаль меня стало.

Из письма моего отца своей сестре.

Когда тебе плохо, ты думай о маме.
Ты знаешь, что мама святою была,
И как бы мы не были злы и упрямы,
На нас она руку не подняла,

И как бы жестоко ее жизнь не била,
И не терзала злая болезнь,
Во взгляде ее таком светлом и милом
Не отражалась ни злоба, ни месть,

И умирая в грязи, в захолустье
На койке козенной в страданьях одна
Лишь Деве Марии в своей светлой грусти
Смиренно молилась о детях она.

***

Любовь моя к тебе успела лишь взойти
Весенней ласковой травою
И не успела зацвести,
Когда расстались мы с тобою.

Теперь она так радужно цветет;
Но нет тебя, и некому признаться,
И жизнь в воспоминаниях течет,
В мечтах с тобою снова повстречаться.

Возможно ли?

Прогулка с внуком по кладбищу.

Смотри, мой друг, вон там лежит
В своей заброшенной могиле
Под деревцем, что так дрожит,
Старушка, внуки что убили.

Когда-то, много лет назад
Она росла в земле чухонской,
Где рядом был красивый сад,
И вдалеке стояли сосны,

И бедности своей тогда
Она совсем не замечала,
А мать ее уже в годах
Белье поденщицей стирала.

И вот однажды мать тайком
Руками, что совсем распухли,
Детя побаловать чайком
Два сухаря взяла на кухне.

В карман передника таясь
Она те сухари сложила
И дома, радостно смеясь,
Перед ребенком положила.

И поняла девчонка вдруг,
Что мать те сухари украла,
И так ужасен был испуг
И стыд. В отчаяньи кричала

И долго плакала она,
Вернуть те сухари просила,
А мать, растя ее одна,
Безумно девочку любила.

И вот пошли они вдвоем
Вернуть те сухари обратно
В тот сытый и богатый дом.
Ты думаешь: невероятно?

А в старости своей она,
Оставив внукам все наследство,
Всю горечь испила до до дна,
И не было от горя средства.

За шкафом, на грязи, в тряпье
Она в забвеньи умирала.
Под музыку и в полутьме
С гостями правнучка плясала,

И не всегда ей был сухарь,
Размоченный с водой, к обеду.
Ты загрустил, мой государь?
О чем ты думаешь, поведай.

Молчишь... Ну что же, помолчим.
А вот лежит в своей могиле
Лесничий. Был он нелюдим;
Но многие его любили.

Не дал Господь ему детей.
Он умер одиноко, грустно.
Никто не слал ему вестей,
И в доме его было пусто.

С седою, белой бородой
Как патриарх он был красивый,
Худой, высокий и прямой
Бывало шел неторопливо.

А вот военный наш герой,
Отважный гвардии полковник.
Белеет памятник горой,
И по бокам растет шиповник.

С боями всю войну прошел
И комендантом был Софии,
Любил он накрывать на стол
И был тогда в своей стихии.

Я вижу, милый, ты устал
Гулять по кладбищу со мною.
Крепись, и я сомкну уста
И под кладбищенской стеною

Усну навеки крепким сном.
Ты не грусти, все это будет
Не скоро. Ты поймешь потом,
Что смертны на земле все люди,

Поймешь, что это хорошо
Оставить мир, устав от века -
Уходишь, коль твой срок прошел,
И благо это человеку.

Ко мне ты будешь приходить,
Сажать цветочки на могилу.
Не торопись меня забыть,
Мой дорогой, внучок мой милый.

Ну а теперь пойдем домой,
С тобой мы славно погуляли,
Людей мы вспомнили с тобой,
Которых в жизни раньше знали.

Ну, ну, приятель, не грусти!
Бодрей шагай между крестами,
Тебе еще расти, расти...
Пойдем домой скорее к маме.

***

Забыть ли мне того, кто так меня любил,
Волнуясь и тоскуя каждый вечер
Так ждал меня и так заботлив был
И успокаивал и согревал мне плечи?

Забыть ли запах тела, нежность глаз,
Прикосновение руки родной и близкой,
Что заживляла раны мне не раз
И туфли мне одеть так опускалась низко?

Забыть ли мне любовь, в которой я жила,
Ее совсем не замечая?
Как воздух та любовь была,
Меня незримо охраняя.

***

Вот пахнуло внезапно сгоревшим углем,
И я снова в далеком и призрачном детстве.
Мы шагаем железнодорожным путем,
И журчит Ангара по соседству.

И мой папа в папахе, в шинели со мной,
Только думает что, я не знаю,
И его я, за руку схвативши рукой,
По замасленным шпалам шагаю.

А навстречу бежит и журчит Ангара,
Дует ветер весенний студеный,
И притихла под насыпью детвора,
Увидав золотые погоны.

Этот город далекий, суровый Иркутск,
Предрассветное жизни начало
И шуршанье камней под ногами и хруст
От ломавшихся льдин у причала

И покрытое льдом долго-долго окно
И такое короткое лето,-
Это только что было, как было давно,
Так реально представилось это.

***

Мой милый папа, ты - во мне,
Как я в тебе былое повторяю,
И чувство одиночества я знаю,
И как непросто было жить тебе,
И сколько раз отчаянье и мука
Страданием теснили грудь твою,
И страх, и униженье, и разлуку,
И жажду счастья и сказать люблю.

***

Тяжелой веткой дуб зеленый
Пытался иву защитить.
Был сильный он и непреклонный,
Ее не мог он разлюбить.

Она ж в тени его глубокой,
Отчаявшись, жить не могла,
Склонившись над речным потоком,
Все слезы горькие лила.

Судьбою с нею свыше связан
Он гордо к солнцу устремлен.
Он ей страданьями обязан,
Но разлюбить не может он.

Так близко друг от друга стоя
Оба несчастливы они;
Но разве одиноки двое
И в зной, и в зимней стужи дни?

Ведь есть же, есть, что любят оба,
За что готовы умереть!
И не разлучит их до гроба
Ни тяжесть жизни и ни смерть.

***

Я вижу тебя в рубашонке навыпуск
С глазами под цвет светло-синего ситца,
В штанах, из которых давно уже вырос,
И в цыпках, которые гонят помыться.

Шалун ты был, грубый охальник, проказник;
Но в детстве своем избежал наказаний,
И детство далекое было как праздник
Бесхитростной песней без мук и страданий