БУЕВИЧИ В ПЕЧАТИ


Главная страница


45 ДНЕЙ СРЕДИ МОЛОДЁЖИ.
А. Г. Каган.
Издательство "Прибой", г. Ленинград, 1929 г.


Аннотация: Записки врача-бытовика, предлагаемые читателю, подлинный документ, показывающий лицо рабочей молодежи. Изо дня в день тщательно заносил автор мельчайшие детали быта рабочей молодежи, очутившейся на летнем отдыхе в колонии. Книга эта доказывает еще и тот факт, что рабочая молодежь, в случае хорошо проведенной подготовки, может с большой пользой для своего физического развития и культурного самообразования провести отпуск.

Место событий: район современного г. Ломоносов Ленинградской области.

Упоминающегося Буевича Алесей пока идентифицировать не удалось.


  • Стр. 111-118.

    День двадцать шестой. Принципиально против.


    Приехал «наполеон». -- демосфен ИЗ фабзавуча. -- «всё.. сам» -- «полпред трудящихся». -- «нет, не возражаю»

    Вчера к нам в колонию приехал Саша Подкопаев. Это бывший ученик фабзавуча -- табачник, теперь уже работает на производстве. Имея две недели отпуска, он желал бы провести их в колонии. И вот он приехал получить на это согласие Дачного Совета.
    Сначала он обратился к Стомову:
    - Ты не возражаешь?
    - Посовещаемся, подумаем.
    Тогда он повернулся ко мне:
    - А ваше мнение как?.. Вы ничего не будете иметь против?
    В ожидании моего ответа Саша заметно волнуется. Он, видимо, опасается отказа... Но почему же Саша должен опасаться?..

    * * *

    Саша Подкопаев страдает недугом: он неимоверно тщеславен. Такой диагноз впервые был поставлен им самим. И было это еще три года тому назад, когда мы лето проводили в Павловске. Помню, лежали ребята на нарах, вели между собой беседу о самых интимных делах, мечтали вслух и, как это всегда бывало, при этом невольно высказывали самые затаенные мысли и желания. Вдруг я слышу:
    - А все-таки лучше быть первым в деревне, чем последним в городе...
    Это Саша.
    В тот момент мне показалось, что этой фразой он обнажил себя до конца. И я не ошибся. Насколько я его помню, это его идея стала для него неодолимой страстью, которая тяготеет над всей его жизнью. Тогда он был еще фабзайченком, хотя и старшего класса, но уже и в то время он всегда и во всём старался выделяться. Бывало идёт, например, собрание. Выступают ребята, кто как умеет, безо всякой рисовки, скромно и деловито. Но вот «слово предоставляется Подкопаеву», и с деланным жестом и красивой позой, волнуясь и краснея, он не просто выступает, чтобы сказать свое мнение, как это делают другие, а старается во что бы то ни стало щегольнуть речью... Содержание ее само собой у него стоит на втором плане, о внутренней убежденности не может быть и речи. Вместо всего этого - набор пышных фраз, которые у молодых слушателей вызывают невольную улыбку, а иногда и острые шутки по адресу оратора. Но их Саша не слышит по той простой причине, что он следит только за собой. И сходит он с трибуны с видом героя, которому не аплодировали или по недоразумению или же потому, что его - видите ли — "не поняли"..
    Или вот другой случай. Несколько наших парней, в том числе и Саша, гуляли однажды с девушками, а вечером делились впечатлениями о проведенном времени. Забивая других, Саша говорит больше всех и лезет из кожи вон, чтобы доказать, что он понравился девушкам больше других, что одна в него уже влюбилась и что в этот вечер он был вообще очень остроумен, интересен и т. д.
    И так — во всем, на каждом шагу.
    А что делалось с ним, когда он, действительно, участвовал в каком-нибудь конкурсе? Тут его переживания бывали настолько остры, что он едва владел собой, а поражение он переносил как тяжелое горе.
    Надо ли еще доказывать, что о себе самом он был самого лучшего мнения? Малейшие свои задатки он возводил в талант, малейшие знания -- в учёность. Вот побыл немного на курсах техники речи и уже мнит себе Демосфеном, почитал 2-3 политические книжки и стал воображать себя чуть ли не Бухариным. Для подобного самовозвеличения требовалась только небольшая формальная зацепка. Остальное уже дополнялось фантазией и изрядной дозой бесстыдства.. Мог ли Саша при таком самомнении допустить, чтобы кто-либо был его смышленнее и выше? Это было довольно трудно.
    Но Саша ведь был все-таки в фабзавуче, где были старшие учителя. Как же оправдать такое свое положение? Умнейший Саша нашёл и здесь выход. Собственно, сказал он мне однажды, меня никто не учит. Я учусь сам. И знания новые получаю... сам.
    - Ну, а педагоги, их роль какова? - изумился я?
    - Педагоги только мои советчики. Я же беру у них то, что нахожу нужным...
    - Но берёшь-то, всё-таки, у них?..
    - Да. Но это я делаю сам..
    Как он относился к своим товарищам, легко себе представить. К старшим ребятам -- заносчиво и свысока, а младших он просто не замечал. Товарищей, естественно, у него не было: его мечты о славе и величии привели его только к тому, что он в конце концов остался совершенно одиноким.

    * * *

    В то время секретарем партколлектива был честный и преданный работник Алексей Буевич. Одним из многих качеств этого работника было - чуткое отношение к человеку и желание ему помочь, чем только возможно.
    Партколлектив был небольшой и вся работа Буевича сводилась, главным образом, к руководству коллективом молодежи и особенно к подбору и воспитанию из комсомольских активистов будущих членов партии. Так «выходил» он небольшую группу хороших ребят, честных, сознательных и прилежных работников, которые постепенно входили в общую партийную среду. Павел Радзевич, Сережа Тарасов, Шура Чукман, и другие, а среди них и Саша Подкопаев. Буевич, конечно, знал Сашу, но верил в то, что Саша исправим.
    - Ничего, - говаривал он, - работа выпрямит его...
    И вот Саша - член бюро коллектива, сначала комсомольского, потом и партийного и, наконец, агитпроп... Но, тут-то, именно на работе, и выяснилось, что Саша мастер только «языком трепать» (благо он побывал на курсах техники речи), а работать-то его так никогда и не хватало.
    И когда это было установлено, его сняли с агитпропоской работы, потом вывели из бюро, после чего о ужас! - он стал рядовым членом комсомола и партии. Саша - рядовой! Саша - как все! Может ли это быть! Нет и нет!.. И Саша добивается выставления своей кандидатуры в новый местком...
    И хотя местком - организация профессиональная, но избиратели-то остались те же. Саше, как болтуну и самохвалу дают отвод, и кандидатуру его даже не голосуют.
    Разбитый и подавленный, он уходит с этого собрания, еще до конца его.
    С этого момента в поведении и «деятельности» Саши начинается какой-то новый период.
    Первые дни Саша чувствовал себя немного смущённым. Он заметно притих и держал себя в стороне от всех.
    Через некоторое время, он, видимо, оправился и в конце концов успокоился совершенно. Он даже стал общительнее чем прежде, ровнее, спокойнее, проще, ну таким, как многие другие. И некоторым из нас уже начинало казаться, что парень совсем изменился. Ближайшие же события показали, что все это нам только казалось.

    * * *

    Сашу устранили из рядов актива, но так ли уж это важно?.. «Не лучше ль быть первым в деревне, чем последним в городе?» И Саша решил стать первым среди... рядовых.
    Но как добиться этого?
    Новый план его действий был «гениален» по замыслу и весьма прост по выполнению. Саша уходит «в массы», чутко прислушивается к её нуждам, недовольству, а на общих собраниях выступает, как... защитник ee интересов.
    Вы удивлены, конечно... Кто и когда выбирал Сашу своим полпредом? Но вы не правы. Защищать интересы трудящихся - святая обязанность каждого честного гражданина...
    В недоумении вы - может быть - укажете на то, что совсем недавно эта же масса прогнала Сашу с руководства, как никчемного болтуна? Но, - опять-таки — вы должны согласиться, что так случилось только потому, что эта масса не поняла» Сашу... И пусть, пусть не поняли!.. Пусть его "отвергли"!. Он не мстителен - нет! - он выше этого... И теперь он будет бороться именно за их интересы, за интересы тех, которые его не признали и осмеяли... И тогда узнают уже все, что Саша человек самоотверженный и благородный...
    Таков был общий план.
    И вот Саша, присутствуя на всех собраниях, с большим вниманием и с какой-то настороженностью, прислушивается ко всему тому, о чем говорят. Но сам он пока не выступает, он только слушает...
    Бюро коллектива работает, верно, слабовато, в работе культкомиссии тоже не всё гладко... Но, если он выступит, скажут ещё, что он выставляет себя... Поэтому, выступать он и не думает. Сидит себе спокойно в последних рядах и только близ сидящим указывает на те промахи, ошибки и недочёты в работе, которые — если их не устранить принесут молодежи не мало вреда...
    - Так ты выступи и скажи! - просят его окружающие.
    Нет-нет, этого он не хочет. Но шум и движение вокруг него всё усиливаются и скоро большинство ребят уже знает, что Саша имеет сказать что-то важное, но не хочет.
    - Саша, выступи!.. просят его уже со всех сторон. И - в президиум крики с мест: - Дайте слово Саше...
    Ну, раз так настаивают?.. Ладно! Саша поднимается с своего места. Все затихают. Саша начинает говорить.
    Мягко и вежливо, не только без злобы, но даже с оттенком печали в голосе, он развёртывает перед слушателями целый ряд ошибок, неправильностей и недостатков.
    - Вот, например, предлагают нам организовать группу по изучению быта. Вещь хорошая. Но...толку от неё, какого-нибудь облегчения для нас не будет. Засыплют нас анкетами, душу вывернут, а потом на общих собраниях копаться станут в нашем грязном белье... Вместо этого дали бы кредитование, открыли бы столовую...
    Гром аплодисментов.
    Инициаторы бытовой работы растеряны.
    С такой охотой принялись они за это новое живое дело. И вдруг...
    Волнуясь, один за другим выступают работники и горячо доказывают, что ведение бытовой работы не только не мешает открытию столовой, но наоборот может даже его ускорить... Да, конечно, согласиться с этим можно... Многие и соглашаются и даже выражают желание участвовать в этой работе.
    Но... прежнего вдохновения, прежнего творческого настроения у ребят уже нет. Оно снизилось после той струи холода и неверия, которую выдохнул из себя Саша.
    Но он, конечно, не виноват в этом: интересы ребят для него в конце концов дороже, чем всякие там бытовые затеи...
    И его не только не осуждают, но, наоборот, ему выражают признательность, а кой у кого, вероятно, зародилось уже сомнение: да стоило ли вообще снимать его с руководящей работы? Так было раз, другой, третий. Уже и столовую открыли, и кредитование провели, но Саша все же не унимается. «Не так надо и совсем не это, надо по иному, совсем по иному»...
    и Саша громит, Саша критикует, Саша возражает.
    И хотя большинство и чувствовало, что в деятельности Саши есть что-то злокозненное, всё же разоблачить его, «поймать» было делом весьма трудным: формально Саша был почти всегда прав, формально он был вполне логичен и даже справедлив...
    А если кое-кто, несмотря на отсутствие формальных данных, не стерпев, против Саши и выступал, - то получал от него жестокий отпор плюс обвинение, что "это - личные счеты". Изобразив глазами «мировую скорбь», Саша начинал жаловаться на то, что его преследуют, преследуют за правду и только за то, что он один не скрывает наших недостатков... Ну, как же в таком случае не пожалеть его и как же не отвести от него грозящего ему удара?
    И вот так Саша, этот «бузотер по убеждению», который во всех случаях был принципиально против», своей демагогией и критикой против «вся и всех», - мешал всякой работе, осложнял проведение ее в жизнь, а иногда и просто срывал ее. Вот каков был Саша.

    * * *

    Неясно ли, после всего сказанного здесь о Саше, что для нашей колонии он был элементом далеко не желательным?
    Но когда, несколько заискивая и неуверенно, он спросил меня о моём согласии на его приезд и теперь, безмолвный и притихший, стоял передо мной в ожидании ответа, я подумал:
    - Ничего. Комсомольский котел нашей колонии варит неплохо. Переварили мы Ленихина, переварим и Подкопаева...
    И ответил:
    - Нет. Я возражать не буду...
    Явно успокоенный, он быстро выскользнул из комнаты.


    Источники: "45 дней среди молодёжи"