ВЛАДИСЛАВ ФРАНЦЕВИЧ БУЕВИЧ

Воспоминания узника концлагеря Ной Дахс Владислава Буевича из собрания архива государственного музея Аушвиц-Биркенау

Биографическая справка:

Владислав Францевич Буевич родился 20.05.1920 во Львове в семье Франца и Анны Буевичей. Был женат на Марианне Буевич (05.11.2005-15.07.2001). Во время войны узник концлагеря Ной Дахс. Освобождён советскими войсками в 1945 г. С 31 декабря 1946 года в Польской рабочей партии. В 1945 г. милиционер в Кробии. С 1 сентября 1951 г. по 31 мая 1952 г. – учащийся партийной школы в Познани. С 1960 по 1970 работал директором предприятия коммунального хозяйства. В последствии работал техническим директором центра спорта и отдыха - отделение в Лешне. Умер 16.06.2013. Похоронен в Гостыне.

Сын - Мечислав Буевич 19.04.1954 г.р. - 24.04.2001. В 80-е годы служил в органах госбезопасности ПНР. Был женат на Катарине Буевич 20.03.1953-16.09.1999. Оба похоронены в Гостыне, Польша.

В скором времени, в основном благодаря ранее упомянутому еврейскому ферарбайтеру, я узнал, что означают дымящиеся трубы крематория. Однажды вместе с другими узниками роллвагенкоманды мы привезли из крематория на железнодорожную станцию пепел от сожженых трупов. Пепел загрузили в вагон. Слышали, что его собираются использовать в качестве удобрения. В роллвагенкоманде я работал несколько месяцев (около 8-9 месяцев). В этот период состав команды менялся. Вместо ушедших узников, приходили новые. Оценивая свою работу в роллвагенкоманде, должен отметить, что она была не самой худшей. При выполнении грязной работы (вывоз фекалий) от нас воняло издали. Благодаря этому эсэсовцы (кроме выделенных для нашего надзора) обходили нас стороной. По сравнению с заключенными из других команд, у нас было намного спокойнее. Как я уже подчеркивал, в лагере я придерживался принципа незаинтересованности моим окружением. Я был молод, запуган, убит горем, готовился к худшему. Терял счет времени. После нескольких месяцев работы в роллвагенкоманде, мне представилась возможность выйти из лагеря Бжезинце. Капо из соседнего блока объявил о наборе заключенных, владеющих профессиональными навыками для перевода в другой лагерь. Я сказал, что я каменщик и был в включен в группу из примерно двухсот узников, вызвавшихся перевестись из Бжезинце. Было это уже вероятно в марте, апреле или мае 1944 г. Нас перевезли на машинах в концлагерь в Явожине. Этот лагерь располагался возле шоссе и был с этой стороны огорожен высоким забором. С остальных сторон лагерь окружал лес. Периметр лагеря был огражден колючей проволокой на бетонных столбах. Когда мы прибыли в лагерь в Явожне, нам сразу стало понятно, что лагерь уже существует долгое время. В деревянных бараках находились узники разных национальностей. Охрана лагеря состояла из эсэсовцов. Они жили недалеко от лагеря. К сожалению, я не запомнил фамилию коменданта лагеря как и фамилии других эсэсовцев или их помощников из числа узников лагеря. Помню только, что старостой лагеря был высокий, полный мужчина. В лагерном ларьке работал заключенный по имен Антек. Мы его называли Анткем ларечником. Сразу после прибытия в лагерь в Явожне, нас направили на работы. Меня включили в команду бетонщиков и распределили на строительство теплоэлектростанции. Команда бетощиков, так называемая команда «Берли» (названной по названию одной из фирм) была довольно многочисленной. В ней могло работать до несколько сотен человек. Отдельные группы узников этой команды распределялись по конкретным участкам работ. На нашем участке, мы разгружали цемент, засыпали его в бетономешалки, готовым бетоном заливали фундамент и несущие конструкции. Все работы выполнялись под присмотром гражданских мастеров, которых мы называли «полерами». Независимо от гражданского надзора, за нами также присматривали капо и ферарбайтеры. Вокруг рабочих зон заключенных была натянута колючая проволока. Через каждые сто метров стояли посты охраны эсэсовцев, которые конвоировали нас с территории лагеря до места работы. Ко времени моего перевода в лагерь в Явожне, строительство теплоэлектростанции вошло в завершающий этап. В течение двух месяцев вместе с другими узниками я занимался строительством дымоходов. На строительстве теплоэлектростанции мы работали с утра до вечера. Воскресенье также был рабочим днем, с одной лишь разницей, что работа заканчивалась в 15 часов. Во второй половине дня по воскресеньям у нас было свободное время. Во время работы нас эксплуатировали по максимуму. Нас часто избивали ферарбайтеры и гражданские мастера. Знаю, что большая команда узников также работала в явожненских шахтах. Трудно определить сколько всего узников находилось в явожненском лагере, но это был большой лагерь. Когда мы с утра выходили на работу, колоны узников растягивались на несколько сот метров. В явожненском лагере я подружился с Антоном Сицинским (лагерный номер 2215) и Франтишком Глурой (лагерный номер 13106). Особенно близок мне был и есть Франтишек Глура. В Явожне он разыскивал заключенных, которые могли ему что-нибудь рассказать об обстоятельствах смерти его отца. Он назвал его фамилию и номер. По стечению обстоятельств я присутствовал при смерти узника под таким номером. Я даже смог рассказать Франтишеку, что его отец получил травму на работе и умер от последствий инфекции. Мы сблизились и подружились. Я многим обязан Франтишеку. В Явожне он работал в столярных и радио мастерских расположенных поодаль от бараков СС. Он получал посылки от семьи, имея возможность дополнительного питания. Он часто отдавал мне свой лагерный паек, делился содержимым посылок и “организованной» едой. Лагерное питание как в Бжезинце, так и в Явожне было очень скудным и недостаточным. Мы понимали, что прежде чем питание доходило до нас со складов, его многократно расхищали эсэсовцы и их лагерные помощники. Однако никто из нас не смел возмущаться размерами порций. Во время моего нахождения в лагере и ранее до прибытия нашего транспорта (о чем узнал от коллег) в лагере случались побеги. Я слышал о групповом побеге после которого в лагере повесили нескольких узников, живших в одном бараке вместе с беглецами. Это было наказанием за то, что допустили побег. К побегу также готовилась группа русских заключенных. Они планировали выбраться из лагеря через подземный ход проложенный под блоком 2 в лес. Землю, спрятанную в штанах, выносили за территорию лагеря. Однако до побега дело не дошло. Были также случаи побегов со стройки. Помню, что после одного из таких побегов нас два дня держали на апелплаце пока беглец не был пойман. Однажды видел через лагерное ограждение трупп узника застреленного или пораженного током. Предположительно в последних днях декабря 1944 в блок в котором я находился прибежал Франек Глура с известием, что лагерь будет эвакуирован. Примерно в 10 часов завыла лагерная сирена. Прошла последняя перекличка, после которой, построенные в колоны, мы покинули территорию лагеря. Помню, что нас вели окольными дорогами, так как основные дороги были заполнены войсками и гражданским населением. Во время одной из остановок, нас разместили в большом сарае и выдали на всех поллитра супа. Через несколько дней мы добрались до лагеря Блоххаммер. Полагаю, что в дороге до Блоххаммера погибло несколько сот заключенных эвакуированных из нашего лагеря. Постоянно слышались выстрелы. Эсэсовцы убивали всех заключенных, которые из-за отсутствия сил отставали от колоны. Для эсэсовцев это было достаточным поводом. Я сам видел как стреляли в людей, которые спотыкались или поскальзывались. Группа узников, неспособных к дальнейшему маршу, осталась в сарае, в котором мы останавливались на отдых. Не представляю, что с ними стало. До Блоххаммера дошли только физически и психически сильные люди. В лагере Блоххкммер мы застали уже других узников. Не знаю были ли это узники этого лагеря или других лагерей. Там нас остановили на отдых. Дружелюбно относящийся к Франеку Глуре эсэсвоец из лагеря Явожне (для которого Франек делал разную работу, когда трудился в лагерных мастерских), рассказал ему, что из Блоххаммера выйдут только самые сильные. Приняв во внимание эти слова, мы провели с Франеком короткое совещание по результатам которого, решили бежать из Блоххаммера. Еще раньше мы обратили внимание, что охрана находится у ворот лагеря, а на вышках и у забора их нет. Мы спрятались в барачной уборной, расположенной рядом со стеной за которой простирался лес. Помню, что уже горели бараки с больными заключенными. Мы воспользовались ситуацией вызванной хаосом и дезорганизацией из-за воздушной тревоги. Меня, как самого легкого, коллеги перебросили на другую сторону стены. Там я наткнулся на кирки из противопожарного комплекта. С их помощью мы проделали отверстие в стене через которое кроме меня и четырех моих товарищей, также убежало еще некоторое количество других узников. Вместе с коллегами, с которыми планировал побег, мы остались в лесу и несколько дней укрывались в сторожке лесника. Там мы дождались нашего освобождения Советской армией. После освобождения мы вместе с Фратишеком Глурой добрались до его родных мест - Гостыни, где я и решил поселиться. В послевоенные годы я работал в районном комитете партии. С 1960 по 1970 работал директором предприятия коммунального хозяйства. В настоящее время являюсь техническим директором центра спорта и отдыха - отделение в Лешне.

Записано со слов Владислава Буевича

И. Стжелецкой